Кто они – говорящие по-армянски амшенцы-мусульмане (начало)
«Я не сомневаюсь, что мы были армянами, но 400 лет назад стали мусульманами. Почему мы решили стать мусульманами, а остальные армяне – нет, я не знаю. И почему потом другие армяне перестали с нами общаться, почему?..».
Нет, водитель Эрдоган Енигюль не злится – все это он произносит с улыбкой, да и сами вопросы не предполагают ответа. В баре «Айде», что в городе Хопа, Эрдоган говорит то по-амшенски, то переходит на турецкий. В потоке амшенского я иногда улавливаю пару-тройку знакомых слов, а с турецкого переводит Хачик Тертерян. Анаит Айрапетян переводчик не нужен: фотография – язык международный.
Мы – я, Хачик и Анаит – пересекли на автобусе маршрута Ереван-Стамбул грузино-турецкую границу и сошли километрах в двадцати от нее в городе Хопа – населенном пункте, где проживает большая часть армяноязычных мусульман-амшенцев. 12 дней я искал ответы на свои вопросы: кто они, амшенцы, – армяне или турки? А может, не армяне и не турки, а совершенно самостоятельный народ – амшенцы? Ответов на эти вопросы я не мог найти до своей поездки в Турцию, и если истинен ответ лишь на один из этих вопросов, то я не узнал этого и после своего возвращения.
Исторический очерк
Исторический Амшен находится на северо-востоке современной Турции, примерно в 90 км от границы с Грузией. Сегодня в провинции Ризе имеется два населенных пункта с корнем «амшен» – Йемшин и Чамлиемшин, в которых проживают туркоязычные амшенцы.
Основываясь на сообщениях двух армянских хроник 8-10 веков – «Истории» Гевонда и «Истории Тарона» Ована Мамиконяна, – ученые приходят к выводу, что первое поселение амшенцев под названием Амамашен основали в 8-м веке эмигрировавшие сюда из Восточной Армении князья Шапух и Амам Аматуни.
В начале 18-го века началась насильственная исламизация части амшенцев.
Современные амшенцы делятся на три группы: это амшенцы-христиане, являющиеся в основном спасшимися от геноцида армянами, проживающими ныне в Абхазии и Краснодарском крае РФ; армяноязычные амшенцы-мусульмане, или хопа-амшенцы, исповедующие ислам суннитского толка, около 250 лет назад переселившиеся из собственно Амшена и обосновавшиеся в районах Хопа и Борчка турецкой провинции Ардвин; и, наконец, тюркоязычные амшенцы-сунниты, или баш-амшенцы, проживающие главным образом в провинции Ризе.
Общее число амшенцев в Турции составляет около 60 тысяч. Хопа-амшенцы населяют около 30 сел и города Хопа и Кемалпаша в Ардвине (около 25 тысяч жителей).
Число живущих в провинции Ризе тюркоязычных амшенцев – около 30 тысяч.
Кайакой
«У каждого амшенца есть в доме овечья шкура: становятся на ней на колени и делают намаз…» – Гарун снимает висящую на двери шкуру, расстилает на полу, становится на нее и пародирует мусульманскую молитву.Гарун – атеист-радикал и часто иронизирует над верой. Как-то, рассказывает он, из Армении прибыл миссионер, чтобы обратить их в христианство, что Гаруну не понравилось: «Только-только избавились от одной веры, так теперь пришли и хотят навязать нам другую!..»
Мы первый день в Хопе. Вместе с нашими турецкими партнерами – председателем организации «Бир Яшан» (культурное и природозащитное общество «Одна жизнь») Джемилем Аксу и Гаруном Аксу – обсуждаем в чайной наш проект и почти сразу же решаем поехать в Кайакой (старое название – Шана), где живут родители Нурджан – жены Джемиля: ее мать слывет знатоком амшенской кухни.
В селе 130 домов, около 500 жителей. Здесь родился режиссер Озджан Алпер. 63-летний Джемал Вайич, тесть Джемиля, рассказывает, что история села насчитывает полтысячи лет: здесь жили знатные ага, и когда сюда переселились амшенцы, эти ага стали угнетать их – до образования в 1923 году республики. История села – это отрывочные устные предания. Да и вообще о селах Хопа нет никаких письменных источников, и никак не узнать, когда, как и почему переселились сюда амшенцы, как обживались, кто были первые переселенцы… Может быть, какие-то документы сохранились в османских архивах?
Овечья шкура – молитвенный коврик Джемала.
- Совершаешь намаз? – спрашиваю его.
- Раз в неделю.
- А как ты относишься к тому, что твоя дочь атеистка?
- Нормально – у нас дома нет принуждения.
Женщины накрывают на стол: сначала расстилают на полу скатерть, на него ставят круглый низенький – всего на пядь от земли – столик. Сидя на полу, мы едим из общего блюда сугубо амшенское кушанье ягалуш – поджарку из творога с луком, блюдо это своим острым вкусом напоминает жареный сыр. Из других блюд – толма и еще что-то, но незнакомый вкус ягалуша настолько притягателен, что не позволяет другим ароматам смешиваться, и я то и дело макаю хлеб в блюдо… Когда я в последний раз ел руками?..
А еще хавиц, который тоже отличается от известного нам кушанья из сладкой муки. Здешний хавиц тоже из муки, хотя и кукурузной, а еще из сливок и масла, но без сахара. И все равно это называется хавиц – вот и еще одна общность между нами и амшенцами!
«Мы не сразу стали мусульманами, – рассказывает Джемал, – религия использовалась, чтобы достичь благополучия: та семья, в которой был имам, оказывалась в хороших отношениях с властями».
Но, так или иначе, религиозность не пустила в амшенцах глубоких корней. По словам Джемиля Аксу, во всей округе есть только два амшенца-муллы.
Но кто же такие амшенцы, что за народ?
- Я считаю себя амшенцем, – говорит Джемал Вайич. – Мы сызмала знали этот язык и хотим сохранить его. Мы не откажемся от своей самобытности – я до конца своих дней буду жить как амшенец. Я знаю, что амшенский язык произошел от армянского, и если б армяне больше общались с нами, были ближе к нам, то мы смогли бы еще больше развить наш язык.
- А когда ты узнал, что амшенский произошел от армянского?
- Я знал это еще пятьдесят лет назад. Правда, вслух об этом мы не говорили, не могли в открытую признать, что наш язык – от армянского.
- Почему?
- Если б кто-нибудь сказал, что он армянин по происхождению, то самое малое — угодил бы в тюрьму.
- А случалось ли, чтобы амшенца схватили только за то, что он сознался в своем армянском происхождении?
- Да никто бы и не рискнул сказать такое, – подключается к беседе Гарун и рассказывает такую историю. В 1982-м году схватили одного из активистов АСАЛА. Его показали по телевизору, и он сказал пару слов на армянском. Амшенец Тасин Алпер, сидевший в это время в кафе под открытым небом, сказал: «Ой, да это же наши!» И только за это «наши» отсидел два месяца в тюрьме. Пьющий он был, умер давно…
Башоба
Остановив машину на крутой сельской дороге, Гарун подобрал Мехмеда, возвращавшегося с намаза. Узнав, что мы из Армении, Мехмед сразу же рассказал о своем армейском друге: «Я служил в армии, и как-то у меня вылетело словечко на нашем языке. Мой сержант сказал: говори еще! Я произнес еще несколько слов, и он сказал: ты мой брат! Я просто опешил, потому что до этого и не знал, что такое армянин, и что язык, на котором мы говорим, армянский. Сам он был из Стамбула, по имени Кемал Чакызи (многие армяне во время службы в турецкой армии меняют имя, чтобы избежать проблем). До конца службы мы оставались друзьями, да и после армии тоже поддерживали связь».
Башоба – родное село Аксу: Джемиль и Гарун родились здесь, их деды были братьями. В селе около двух тысяч жителей, все амшенцы.
Трудовая биография 67-летнего Мехмеда охватывает все основные занятия амшенцев: сначала он был подпаском, потом пекарем, после чего работал на чайном заводе.
Нас встречает Севим, жена Мехмеда, чье исполнение амшенских песен мы и пришли записать (они выйдут на компакт-диске). Как и в любом амшенском доме, снимаем у порога обувь (впрочем, так в Турции принято везде) и проходим по коврам.
У Севим и Мехмеда пятеро детей – три сына и две дочери. Все они уже женаты и замужем за амшенцами-хопа. Один сын в Чанаккале на самом берегу Босфора, двое в Хопа; одна из дочерей в селе, вторая – в Кемалпаше.
- Раньше это было невиданное дело – чтобы амшенец женился на чужой, — поясняет Севим. – Нас было четыре сестры и три брата, так отец нас из села не отпускал, все переженились и вышли замуж за амшенцев. А теперь все изменилось, могут и на чужой жениться…
- А как ты отнесешься к тому, что родной тебе человек женится на чужой? – спрашиваю я Севим.
- Нормально: если любят, то пусть женятся! – отвечает за нее Мехмед.
Севим вдруг обратила внимание на то, что улавливает какие-то знакомые слова в моем с Хачиком языке. Кто-то спросил, растет ли в Армении чай, и я, подделываясь под амшенский говор, ответил, что нет, не растет. «Ой, он говорит, что нет!..» – рассмеялась Севим.
- Мехмед, кто такие амшенцы? – спрашиваю я.
- Быть амшенцем очень хорошо, но и турком быть неплохо, разницы нет.
- Даже не захоти мы быть как турки, в школе все равно заставляют повторять: я турок, я честен, я трудолюбив, моя главная добродетель – уважать старших и любить младших, и так далее, – вмешивается в разговор Джемиль. – Мы не хотим говорить, каков амшенец.
Гарун замечает, что отец Мехмеда не говорит по-амшенски: считает его языком гяуров. «Мы можем встретиться с ним?» – интересуюсь я. Отвечают, что он сейчас болен и вряд ли захочет видеть чужих людей.
Значит, мы встретимся с хаджи Сулейманом – еще одним пожилым духовным предводителем этого села. Хаджи Сулейман, единственный мужчина в семье, лежит на кровати, а женщины все как одна вяжут. Ему где-то от 90 до 100 лет – он и сам не знает точной даты своего рождения. Говорит, что когда было создано правительство (наверное, он имел в виду создание республики в 1923 году), ему было лет десять. Приезжали тогда какие-то люди, спросили, когда родился, записали что-то…
Но зато он помнит самые счастливые времена своей жизни – когда он отправился в Мекку и стал хаджи. Это было тридцать лет назад, паломники ехали в битком набитом автобусе.
- Из нашего села я был один, но из Кемалпаши целых пятеро, еще несколько из Чаушлу… – И перечисляет амшенские села, и сколько откуда было паломников.
Дед Сулейман тоже родился в Башобе. Ну а что он помнит о селе? И Сулейман рассказывает о каких-то трех братьях из полулегендарного рода Галаталы, которые пришли и основали это село, ну а что были за братья и кем вообще являлись эти галатальцы, ничего не известно…)
Мы – турки
Когда мы направлялись к дому Сулеймана, Гарун сказал: вот увидите, он скажет, что амшенцы – тюркская народность, которая пришла из Средней Азии и, общаясь с армянами, переняла их язык.
Именно так все и произошло – разве что Сулейман не помнил, «откуда мы пришли».
Когда хаджи Сулейман узнал, что Хачик – армянин из Стамбула, схватил его за руку и тепло так сказал: «А-а, так ты из Стамбула!» Он даже не замечал, что рядом кто-то задает ему вопросы на полузнакомом языке, а Хачик переводит. Потом вдруг заметил меня и спросил: откуда ты? Из Армении, ответил я. Лицо хаджи Сулеймана на миг омрачилось, потом он продолжил все ту же дружелюбную беседу с Хачиком.
- Ладно, а кто такие амшенцы, откуда они? – спросил Гарун.
Хаджи Сулейман начинает рассказывать, что в стародавние времена в их стране случилась засуха, вот люди и оставили свою родину и переселились в Чамлиемшин. Вот только где была их родина, он сейчас не помнит. Но в Чамлиемшине было много снега, поэтому они спустились к морю, а оттуда перебрались в эти края.
- Чамлиемшинцы и вы один народ?
- Конечно – одни и те же люди!
- А как появился амшенский язык?
- Мы жили в горах и пасли овец и коз, а эти (показывая на меня и на Хачика – то есть армяне) любили жить на берегу моря. Амшенцы в своих селах заготавливали дрова, а армяне приходили покупать – они торговцы были. Они очень мастеровой народ, брали к себе на работу амшенцев тоже, и вот так постепенно мы стали говорить на армянском. Свой язык мы переняли у армян, но мы не армяне, мы другой народ.
- А на каком языке вы говорили до этого? – спросил я.
- На каком говорили раньше, не знаю, но мы – другой народ.
- Турки?
Хаджи на миг задумался, потом очень уверенно ответил:
- Да!
Когда мы собрались уходить, хаджи Сулейман соединил перед лицом ладони: «Забудем, что было между нашими народами, и будем жить в дружбе».
* * *
- Я вам вот что скажу: отдайте Карабах, и мы поладим друг с другом,- говорит Айтекин, грызя каштаны, как в Армении щелкали бы семечки.
Узнав, что мы армяне, нас в Хопе остановила группа людей. Это были амшенские шоферы – некоторые из них даже бывали в Армении. Вот и Айтекин, перевозя грузы в Армению и обратно, в какой-то степени выучил армянский.
- Как мы можем отдать Карабах, если там живут люди? – отвечаю я.
- Да уж отдайте, закроем этот вопрос и будем нормально жить друг с другом!
- А ты сам кто?
- Я турок! – без колебаний отвечает Айтекин.
- А почему тогда говоришь на этом языке?
- Ну, в свое время здесь жили армяне, мы общались с ними, давали им девушек в жены, сами брали, вот и научились.
Его друг Ахмед рассмеялся:
- А как это так получилось, что до сих пор нормально турецкому не научились, лазскому не научились, а армянскому научились?
Тут в разговор вмешался их третий друг:
- Потому что ты все переврал! Это мы изначально на этом языке говорили, а армяне от нас научились!
* * *
Бывший мулла Хамди Йылдыз, сидя на полу у печки, жалуется на то, что нравы извратились, что одежду сейчас носят такую, что все руки-ноги видны, а парни и девушки танцуют в обнимку… Ну и что тут такого, спрашивает Гарун. Как что, возмущается Хамди, это же соблазн! А когда танцуют, сцепившись мизинцами, это разве не соблазн? – спрашивает Гарун, имея в виду амшенский круговой танец…
Мы приглашены на свадьбу в селе Чамурлу, что близ Кемалпаши, ждем в доме Абдуллы Йылмаза обряда выхода невесты. «И что с того, если я и моя сестра или другая девушка во время хоровода касаемся мизинцами – это говорит только о нашей дружбе, и ни о чем другом мы даже не думаем!» – не унимается Гарун.
Абдулла уводит меня в соседнюю комнату и достает из-под кровати какой-то прибор. «Алтын», – улыбаясь, сообщает он. Я ничего не понял, а о том, что «алтын» по-турецки означает золото, узнал уже потом. Абдулла начал что-то разъяснять мне по-амшенски, потом стал показывать на экранчике сотового телефона фотографии – какой-то мост, провал в скале… И объясняет, что в той пещере есть огромные карасы. И я начинаю понимать: ходят слухи, что где-то в Артануче армяне зарыли огромные сокровища, он искал их с помощью этого прибора, но не нашел, потому что больше чем на полметра землю не просвечивает, поэтому ему нужен более чувствительный прибор, и могу ли я привезти ему из Еревана прибор, который видит на два метра в глубь земли – тогда мы могли бы найти клад и поделить…
Вроде бы дельную вещь предлагает человек, но почему у меня возникает такое ощущение, будто он уговаривает меня заняться мародерством или ограбить близкого мне человека?..
Так и не договорившись, мы возвращаемся обратно. Разговор опять перетекает к теме происхождения амшенцев. Гарун и Йылдыз в сторонке выясняют корни амшенцев.
- Слишком много разглагольствуют о том, армяне мы или не армяне,- говорит мне Абдулла, – но все равно никто этого не знает. Армяне мы или нет, все равно никуда отсюда не уйдем!
- Да нет, мы не армяне, – замечает Хамди, мы сюда из персидских краев пришли. Раньше мы жили в горах, потом спустились сюда.
- А на самом деле мы чистокровные турки, – вступает в разговор еще кто-то. – Сначала были три брата, один из них обосновался в Чамлиемшине, второй в Хопе, а третий в Ардашене. А до этого мы жили где-то возле Вана.
- А с чего это вы начали говорить на амшенском? – вопросил Гарун.
- Роднились с армянами, брали у них невест, вот от них и научились армянскому, – повторяет Хамди.
Мы не турки и не армяне – мы амшенцы!
- Турецкий я только 40 лет назад учить стал, и как это получается, что мы турки, а турецкого не знали и говорили на армянском? – спрашивает Гарун. Хамди и тот третий удивленно замолкают. – Это просто нелепость, что из-за какой-то пары-тройки невест целый народ сменил свой язык. Да, мы не армяне – мы амшенцы. Но произошли мы от армян! Четыреста лет назад мы были одним народом.
Уже в последний день нашего пребывания в Турции я спросил Гаруна:
- Так кто же все-таки амшенцы?
- Амшенцы произошли от армян, но сейчас они – амшенцы. Исторических сведений о нашей общине ничтожно мало или их вообще нет, вот и возникла особая, отдельная общность – амшенцы,- говорит 42-летний Гарун, собиратель амшенских традиций и обрядов. – Есть два вида амшенцев – христиане и мусульмане. Христиане считают себя армянами, а мусульмане называют себя амшенцами, и я поддерживаю эту сторону. Армяне скажут одно, турки другое, я же считаю своей главной целью сохранение нашей культуры.
- Ты отождествляешь себя и с тюркоязычными амшенцами?
- Да, отождествляю с амшенцами-мусульманами в Чамлиемшине, Кыргызстане, Краснодаре (какая-то часть амшенцев-хопа проживает и в бывших республиках СССР), поскольку они наши ближайшие родственники. А вот с абхазскими амшенцами не отождествляю, потому что мы с ними разошлись несколько сотен лет назад и у нас с ними нет общих ценностей.
«Собеседник Армении» продолжает публикацию очерка об армяноязычных амшенцах-мусульманах, живущих на восточном черноморском побережье Турции. Журналист Ваан Ишханян 12 дней провел в местах их проживания. Вышедшая в прошлом номере первая часть очерка повествовала об амшенских селах и о тех амшенцах, часть из которых считает себя турками, другая часть – ни турками и ни армянами, а отдельной нацией – амшенцами.
Пастухи
Бармен бара «Гайде» достал откуда-то кавал (пастушеский духовой музыкальный инструмент, род флейты.- Ред.) и передал Гаруну. «Я скажу, кто такой амшенец. Амшенец – пастух»,- сказал Гарун и заиграл. От пастушества амшенцев остались только мелодии, которые вместе с молочного цвета анисовой водкой и пивом рассказывают нам сейчас об уходящей в прошлое горской жизни и пасторальных традициях.
Ну и круговой танец. Каждый вечер в верхнем зале бара, прокуренном и полутемном, молодые амшенцы с ритмичными возгласами и притопами танцуют под кавал, волынку и гитару прадедовский круговой танец.
Амшенцы были пастухами, но от тех пастушеских времен остались лишь музыка кавала да летовки-эйлаги.
Большие скотоводческие фермы поглотили мелкие пастушеские хозяйства, и амшенцы сменили посох пастуха на автомобильную баранку – большая часть встреченных нами мужчин работают шоферами. Немало амшенцев занялись и выращиванием чая.
«Сейчас есть фермы с 20-25 тысячами овец, так что животноводство для нас стало бессмысленным»,- говорит житель Кайакоя Джемал Вайич, работающий на чайной фабрике в Кемалпаше.
Основной доход здешних сельчан приносит чай. По словам Джемала, его доход составляет 20-25 тысяч долларов в год.
Урбанизация и модернизация в 60-е годы согнали амшенцев из сел и привели их в города Кемалпашу, Хопа и мегаполисы – Трапизон, Самсон, Стамбул, Анкару… От переписи к переписи сокращается численность сельского населения. Сейчас многие амшенцы имеют три места обитания: бывшие летовки-эейлаги, куда они отправляются не столько пасти скот, сколько избавиться от летнего зноя, Кех-село, то есть место рождения, и Чархи или побережье, то есть город.
В памяти старшего поколения еще живы воспоминания о пастушеской жизни. Но вот что они делали до того, как заняться скотоводством в горах Ардвина, и почему амшенцы переселились из самого Амшена в Хопа? Ответов на эти вопросы нет.
Коммунистическая Хопа, или Моя история – это мой дед
Бар «Гайде» – одно из немногих мест в Хопа, где нет портретов Ататюрка.
«Вот мой Ататюрк!» – говорит коммунист-амшенец и показывает на фотографию старика – коммуниста Нури Ясатагиса по прозвищу «Доктор».
Слова «коммунист» и «социалист» здесь обозначают не партийную принадлежность, а убеждение (в Турции сейчас действует некая Коммунистическая партия, созданная, как считается, властями в угоду Западу – чтобы выглядеть в его глазах демократичными; но амшенские левые относятся к ней с пренебрежением).
Примерно семь из семнадцати тысяч населения Хопа – амшенцы, еще тысяч семь – лазы,- причерноморский народ, говорящий на языке, близком к менгрельскому. Остальное население принадлежит к самым разным народностям.
Как почти в любом приморском городе, жизнь в Хопа кипит на двух узких центральных улочках, где мужская часть населения пьет чай, играет в нарды и бреется. В конце улиц – мечети, из репродукторов которых раздается призыв к молитве (ezan), а в подвальных барах сидят проститутки из бывших советских республик, ублажающие уставших после тяжелых рейсов водителей.
Если вы видели фильм Озджана Алпера «Осень», часть которого снята именно в Хопа, то осенью в Хопа тебя охватит состояние дежавю: дождь, тянущий с моря промозглый ветер, и проститутка-грузинка. Разница лишь в том, что в фильме грузинка звонит по уличному телефону-автомату, а сейчас – что-то яростно втолковывает по сотовому телефону, стоя на ступеньках ночного клуба.
«Где тут можно спокойно посидеть и выпить пива?» - спрашивает Хачик знакомого амшенца. Тот кивает в сторону ночного клуба и отрицательно мотает головой: только не там! – и показывает глазами на здание напротив: там, на втором этаже, бар «Гайде» – революционный клуб Гаруна Аксу.
Откуда нас знает Муми Йылмаз? Не успели мы зайти в «Гайде», как он весело помахал нам рукой – я тоже армянин! Мы подсаживаемся к ним. Пиво или водку? Турецкое пиво Efes очень вкусное. Три друга пьют анисовую водку: наливают в стакан и добавляют воды – водка становится молочного цвета.«Мы знаем об Армянском вопросе – мы одной крови! – говорит Муми и показывает на вены.- Мы братья, мы все армяне!»
Его товарищ Наджи 15 лет назад был в Армении. Рассказывает, что как только пересек грузино-армянскую границу, сразу же встал на колени и поцеловал армянскую землю. И со смехом добавляет: американцы, армяне, грузины, азербайджанцы – все они люди, и проблем между ними нет, проблема в их мозгах.
- Откуда тебе известно, что ты армянин? – выслушав тираду Муми, спрашивает Гарун. – С чего ты взял, что ты армянин?
Муми возмущается, потом мы все отправляемся в какой-то магазинчик, рассаживаемся на табуретках и пьем пиво прямо из бутылок. Муми никак не может забыть слова Гаруна: «Гарун говорит: разве ты знаешь историю, что утверждаешь, будто ты – армянин? Ну и ну! Мне не нужно знать историю; моя история – это мой дед. Что мой дед сказал, то и истинно, и все, что я знаю, я унаследовал от него. Дед спустился с гор, чтобы продать свой товар, а товар этот – всего лишь молоко да масло. Хотел обменять на нужные вещи, но ему сказали: «Ты армянин!» – дали по башке, разбили голову, ограбили, коня тоже отобрали… Раньше, когда мы жили в горах и спускались вниз, нас все время били и били, говорили: это армяне! Но сейчас мы спустились вниз и нас уже не могут угнетать».
Узнав, что мы армяне, хозяин магазинчика изменился в лице, но не как хаджи Сулейман – не нахмурился, а наоборот, расцвел. «А там у вас знают о нас?» - спрашивает он. Хачик говорит, что в Армении не так уж и осведомлены . «Э-э,- вздыхает хозяин,- мы продали свою веру, продали свое христинство и стали мусульманами…»
Даже те амшенцы, которые избегают считать себя армянами и называют себя турками, не могут избежать пренебрежительного отношения со стороны других мусульманских народов, в особенности лазов, использующих слово «эрмени» как ругательство. «Не знаю, почему называют нас «армянским семенем»,- жаловалась нам амшенка из Чамурлу.
И хотя отношения между армянами и лазами несколько смягчились, амшенцы тем не менее затаили в своих сердцах давнюю обиду.
Официальные власти, желая отрезать амшенцев от их армянских корней, придумали им другую историю, но в то же время власти на местах, считая их армянами, грабя и подавляя их, не давали им забыть о своем армянском происхождении.
Если в Башобе хаджи Сулейман самым счастливым днем своей жизни считал посещение Мекки, то амшенцы не забывают и времена гонений: «Лазы не давали нам поселиться в Хопа, закидывали нас камнями…»
Амшенцы нашли два способа противостоять им: первый – сопротивление и идеология «проклятьем заклейменных», то есть марксизм, и второй – стать «большими католиками, чем Папа Римский», то есть превратиться в более ярых турок-националистов, чем даже лазы.
Как и Муми, так и Аслан в баре «Гайде» при виде нас сразу вскочил и как старый знакомый протянул нам руку.
«Я армянин, армянин!» – сказал он и пригласил нас за свой столик. Аслан пытается говорить только на амшенском. Трое его сотрапезников не обращали на нас особого внимания, и я предположил, что они не амшенцы. «Они курды, наши товарищи по левым убеждениям. Они прекрасно помнят, что резали армян, и сейчас сожалеют о содеянном»,- говорит Аслан и что-то по-турецки объясняет им. Один из курдов кивает: конечно!
«У турок две проблемы, две вещи они ненавидят – армян и коммунистов, и вот эти-то два ненавистных туркам понятия я воплощаю в своем лице!» – с гордостью сообщает Аслан. Он всячески пытается подчеркнуть, что он коммунист не советского толка, что не принимает советскую коммунистическую идеологию, и особенно Сталина. «Для меня Россия дала трех коммунистов: Троцкого, Коллонтай и еще Ленина». Имя Ленина он произносит с ноткой сомнения.
В 2004 году впервые в истории мэром Хопа был избран амшенец, да еще и коммунист Йылмаз Топалоглу, выдвинутый партией «Свобода и согласие» (ныне он состоит членом Партии равенства и демократии).
Йылмаз Топалоглу - амшенец, коммунист и мэр
«В моем лице мы впервые смогли добиться того, что коммунист-амшенец стал мэром, – говорил 50-летний Йылмаз. – Что и говорить, наши оппоненты издевались: мол, что они понимают в политике, они дикари, только и умеют, что пасти овец… Но я уверен, что во время моего пребывания в должности мы правили довольно хорошо, и я горд, что стал первым амшенцем, достигшим такого поста».Но после первого успеха последовал провал: в 2009-м амшенцы выставили двух левых кандидатов, которые разделили между собой голоса сторонников. Йылмаз набрал 2200 голосов, второй амшенец – 800, а должность мэра вновь перешла к Народно-республиканской партии: набрав 3400 голосов, победу одержал лазский кандидат.
«Сведи мы воедино мои и его голоса, то все равно бы не выиграли, но если тыл крепок, то и голоса бы добавились, и выступи мы солидарно, то могли бы и выиграть,- говорит Йылмаз.- Но даже если бы амшенцы выставили единого кандидата, это вовсе не означает, что все амшенцы проголовали бы за него. Националисты создали сплошную антиармянскую атмосферу, в которой армянское прошлое приравнивается чуть ли не к преступлению. У многих амшенцев есть еще этот страх – чтобы его вдруг не сочли армянином. И особая пропаганда ведется, если кандидат – армянин и тем более оппозиционер».
Он рассказывает и о том, как, будучи мэром, пытался решать культурные проблемы национальных меньшинств, но центральные власти создавали ему препоны.
«Первые искорки сотрудничества национальных меньшинств могут возникнуть в сфере литературы и искусства,- говорит Йылмаз.- Мы пытались организовать амшенские и лазские фестивали. Даже составил с префектом одного из районов Диарбекира проект, стержнем которого стала идея культурного сближения между тамошними курдами и здешними амшенцами и лазами. Такой переполох поднялся!.. Центральные власти вмешались, не дали завершить, пустили слух, будто курды и амшенцы объединяются против властей, а под конец и вовсе потребуют независимости… Одной из причин утраты нами власти было именно то, что нас обвинили в антигосударственности и антитюркизме».
В молодые годы Йылмаз был членом нелегальной Коммунистической партии, после переворота 1980 года был осужден на три года и прошел все круги турецкого тюремного ада. Первой его женой была амшенка – вместе с дочерью она погибла в автокатастрофе. Вторая жена турчанка, тоже коммунистка. Есть дочь, а несколько дней назад родился и сын.
Джемил Аксу
«Во время допроса, когда узнали, что я из Хопа, спросили, лаз я или амшенец? Я сказал, что амшенец. Значит, сказали, ты армянин. Да,- подтвердил я,- я армянин! После этого отношение ко мне сразу изменилось в худшую сторону. Меня ругали за то, что я армянин, завязали мне глаза, и полицейские начали бить меня за то, что я армянин…».
34-летний Джемил Аксу во время учебы в Самсуне принимал активное участие в левом движении, был членом марксистско-ленинской коммунистической партии. В 1996 году в возрасте 19-и лет был арестован, обвинен как член террористической организации и отсидел в тюрьме 8 лет. После освобождения 9 месяцев скрывался от властей, чтобы избежать службы в армии. «Только-только освободился, а тут сразу хотели забрать в армию, я же хотел побыть немного на свободе…» Потом полтора года отслужил в армии. Создал общественную организацию «Одна жизнь», является главным редактором созданного им же журнала «Биряшам».
- Зачем же тебе завязывали глаза?
- В заключении мне, бывало, на целые дни завязывали глаза. Нас постоянно пытали, и глаза завязывали, чтобы мы не видели, кто нас мучает. Когда меня схватили, я восемь дней провел под стражей, потом меня должны были привести в суд. До суда нас собрали в коридоре – 18 человек. Какой-то государственный чиновник начал читать нам проповедь – мол, зачем вы последовали за каким-то армянином, стали игрушкой в его руках, поверили его идеологии…
Впервые о Джемиле я узнал два года назад, когда посмотрел фильм Озджана Алпера «Осень», который рассказывал о потерявшем в турецкой тюрьме здоровье политзаключенном Юсуфе. Мне стало известно, что у Юсуфа был прототип, и он, в отличие от Юсуфа, который умер в тюрьме, жив. Это был Джемил.
- Каков твой вклад в фильм, Джемил?
- Все, что касается психологического состояния вышедшего из тюрьмы человека: как он заново учится входить в социальную среду, общаться с людьми после долгого пребывания в тюрьме… Использовали и мои письма из тюрьмы, а еще я принимал участие в редактировании диалогов на амшенском.
- Мы наслышаны о жестокости турецких тюрем. Что ты можешь сказать об этом?
- До последних времен положение как в тюрьмах, так и в полицейских участках было ужасающее. В полицейских участках также применяли пытки и издевательства. За восемь лет тюрьмы я и мои товарищи постоянно подвергались насилию. Только в нашей тюрьме умерли десять человек. В 2008-м или в 2009-м в диарбекирской тюрьме скончались 12 человек – все курды. В 2000 году в целом ряде тюрем осужденные за свои левые взгляды заключенные подняли восстание. 28 курдов были убиты, сотни людей ранены. В последние годы в связи с желанием Турции вступить в Евросоюз пытки в полицейских участках несколько поумерились, но они все еще есть, особенно в тюрьмах.
- Как погибли эти люди?
- Так, в одной из тюрем в камере вместо тридцати человек сидели сразу сто. Чтобы изменить эти условия, заключенные начали было движение протеста, но власти ночью устроили нападение – со стрельбой, слезоточивым газом, вот и погибло столько людей. Еще некоторых солдаты просто забили до смерти – все они были левыми социалистами.
- А какие конкретно пытки применялись?
- Назову лишь две: мучили электрическим током или же привязывали за руки и ноги и начинали растягивать. Много есть разных способов… Больных не лечили: не давали лекарств, не клали в больницу… Тюремщики часто заходили в камеры лишь для того, чтобы избить.
- За что же били? А если б вы не протестовали, сидели бы себе тихо, все равно бы били?
- Поступали и так. Но они специально провоцировали нас, искали любой повод для избиения. Придумывали на местах всякие свои законы и правила. Например, передают с воли книгу, а тебе ее не дают. Или перед прогулкой приказывают: на прогулку пойдете голыми, так что раздевайтесь! Все это было противозаконно. Мы начинали возмущаться, и тут они набрасываются… Всегда находили повод избить человека
- Как вы выдерживали?
- А что делать, выхода нет - ведь хочется жить, и чувство собственного достоинства дает тебе силу сопротивляться и жить.
- Армянин и коммунист - неужели в Турции их действительно так ненавидят?
- Здесь в сознании всех людей сидит, что у Турции имеется три врага: армяне, алавиты (турецкие алавиты или алеви – «почитатели Али» являются подгруппой шиитов. В Турции почти 20% мусульман принадлежат к этому религиозному направлению. Турецкие мусульманские богословы не признают алавитов мусульманами. Движущей силой против турецких алавитов являются исламские фундаменталисты и пантюркисты.- Ред.) и коммунисты. Так говорится даже в учебниках, о них говорят враждебным тоном: мы горды, что мы турки, нет никого лучше турок, все наши соседи зарятся на наши земли – все это находит отражение в учебниках. Господствующая идеология утверждает, что те, кто говорит по-турецки,- цивилизованные люди, а все остальные языки считаются языками дикарей, и такое мышление вбивается в мозги всех людей.
- Связано ли распространение левых взглядов в Хопа и округе с тем, что амшенцы составляют здесь меньшинство и постоянно подвергались гонениям со стороны властей?
- Мы – общины, подвергавшиеся давлению со стороны государства, и я на все сто процентов уверен, что это тоже сыграло свою роль. Наша амшенская самобытность – очень важный фактор, он играет огромную роль в нашем сопротивлении центральным властям. Это неоспоримая социологическая действительность. Другие причины носят социально-экономический характер: обезлюживание сел, природные бедствия, возникшие из-за строительства в последние годы ГЭС…
- Являясь носителями армянской и турецкой культур, могут ли амшенцы стать связующим звеном в деле сотрудничества и снижения напряженности между армянским и турецким народами?
- Я полностью согласен с тем, что амшенцы являются носителями элементов как армянской, так и турецкой культуры. Но в смысле налаживания турецко-армянских отношений Турция вынуждена будет столкнуться с фактом совершенного ею геноцида и признать свою моральную и материальную ответственность за это преступление. С самого момента установления республики в 1923 году людям постоянно внушали, что армяне враги, что они предали Турцию. И если сейчас власти даже захотят резко изменить эту убежденность турок, то столкнутся с очень резкой реакцией народа. Сторонником дружбы между армянами и турками был Грант Динк, и его убили у всех на глазах. Можно сказать, что его убило государство, и никто не станет этого отрицать. Зачем Турции налаживать отношения с Арменией? В основном для торговли, но в турецком обществе существуют многочисленные психологические проблемы, которые не позволяют им создать нормальные взаимоотношения с армянами. Преодоление этих стереотипов требует долгого времени. Турции прежде всего нужно излечить свои собственные болезни – национализм, шовинизм, ненависть к армянам,- и только после этого она сможет нормально общаться с другими народами.
- Хранят ли амшенцы-мусульмане память о событиях 1915 года?
- Да, у многих есть такие воспоминания. Мой дед рассказывал – но, скорее, это его отец ему поведал, когда был еще пастухом и пас овец у Ардануша,- что собственными глазами видел, как турки сбросили в пропасть большую группу армян и одна беременная женщина просила-умоляла, чтобы ее пощадили, но ее тоже бросили в пропасть… Это было дело рук жандармов и солдат. Это все произошло в Джехеннем Дереси (Адское Ущелье). Многие из людей, которым за пятьдесят, знают истории о резне армян.
Половинчатое возвращение
Полуторагодовалого сына Джемиля зовут Арев. Имя внучки брата – Лусенка. Джемил перечисляет еще несколько имен, которыми в последние годы нарекают амшенцы своих детей: Жемна (Поспевающая), Эранд (Энергичный), Тунес (Это ты). После трехсотлетнего забвения амшенцы с 2005 года вновь дают своим детям армянские имена, и таким образом имена и фамилии у них оказываются наполовину армянскими, наполовину турецкими, как, скажем, у сына Джемиля – Арев Аксу.
Левон Хачикян в своем труде «Страницы истории амшенских армян» пишет, что в период перехода от христианства к исламу у амшенцев имена были наполовину армянские, наполовину турецкие: например, Али-Саркис Карапетоглы, Махмуд Ованесоглы. Впоследствии армянские имена исчезли, остались лишь турецкие.
И вот через 200-300 лет после этого имена амшенцев вновь становятся наполовину армянскими, наполовину турецкими.
Амшеснак
- Как вы называете ярасу – летучую мышь? – спрашивает по-турецки Гарун.
- Чхчик,- отвечает Хачик, – а вы?
- Машкатев.
- Интересное слово, – говорю я, состоит из двух корней: «машк» – кожа и «тев» – крыло.
Благодаря беременности Анаит выясняется, что на амшенском «беременная» будет «эргутак», что с армянского можно перевести приблизительно как «два в одном».
С хопа-амшенцами беседа без переводчика невозможна, но за эти десять дней я понял: поживи я с месяц в Хопа и пообщайся с амшенцами побольше, я научусь понимать их язык.
Если вслушиваться в их речь, то можно уловить армянские слова, и я постепенно осознаю, что это действительно армянская речь, и вскоре начинаю понимать некоторые слова в предложении, а то и сами короткие фразы, но некоторые слова совершенно незнакомы: день рождения – дзин ор, луна – лусинка, печка – печку, звезда – астах, есть – ко, дует – пча гу, увели – дарин, село – кях, не человек – мард ча, берег моря – дзиап, лес – цах, откуда идешь – усти кугас или устен кугас, куда идешь – нор кертас, грядущий день – кам ор, центр – ак (от армянского «глаз»), петь – гоншуч или ганшуч (от армянского «звать», «кричать», «взывать»), более всего Бог даст нам дождь – менашадэ Аствац чах шу да мез, учиться – гардуш (от армянского «читать»), смотрю – пут геним, хорошо – сой, головной платок – язма, как ты – сойес та.
В Армении хорошую пирушку – утел-хмел – нередко шутливо-просторечно называют «утуш-хмуш». Несколько раз услышав в амшенском слова с окончанием «уш», я понял, что это окончание глагола неопределенной формы: порел (копать) – поруш.
Амшеснак – язык материнский
Домашние Джемал Вайича в Кайакойе признались, что до того, как пойти в школу, турецким не владели. Ни Гарун, ни Джемал, ни Джемил, никто из тех, кому ныне за тридцать, до семи лет по-турецки не говорили – только на своем амшенском. Турецкий учили в школе. Есть еще женщины за семьдесят, которые до сих пор почти не знают турецкий, да он им фактически и не нужен: из села не выезжают, с чужаками не общаются. А вот мужчинам учить турецкий приходится: работа у них, как правило, вне села.
По словам Гаруна, в 80-е годы власти начали активную политику ассимиляции хопа-амшенцев. Учителя в школах, как правило, турки, но в местных школах пара-другая учителей – местные, и именно их и заставляют власти: идите и объясните всем своим, что они должны отказаться от своего языка, ибо они отстают в учебе, не могут получить хорошего образования, поэтому должны оставить свой язык и учить нормальный турецкий.
- Хорошо помню, как учитель чуть ли не на коленях умолял меня: ты должен учить турецкий, потому что это язык школы, – рассказывает Гарун. – Да еще и на семьи давят: мол, дома учите детей турецкому, не надо дома говорить на амшенском… Мой отец был человек строгий, требовал, чтобы я не говорил на амшенском, стращал, а сам дома только по-амшенски и говорил, поскольку знал, что лучше всего я понимаю этот язык, но требовал, чтобы я отвечал ему по-турецки.
- А мать?
- Нет, со стороны матери никакого давления, ни одного турецкого слова.
Школа в Башобе открылась в 1952 году. Образование стало обязательным. А как было раньше – до этого?
- Просто не учились, – объясняет директор башобской школы, 60-летний Кадир Аксу, педагог с сорокалетним стажем.- И сейчас есть старики, которые не знают сегодняшних письмен – турецкого алфавита, разве что чуть смыслят в османском – арабописьменном турецком. Когда Ататюрк велел поменять алфавит, в городах начали открывать школы, но в деревнях школ не было. Ну а сельчане своих детей в городские школы не отправляли, да и не было таких богачей, которые могли бы позволить себе дать детям образование – все поголовно были бедняками.
Во времена молодости Кадира школа была пятилетней, начальной, и для получения среднего образования приходилось отправляться в город.
Сейчас в деревне есть даже детский сад и школа-девятилетка с высоким уровнем преподавания, где учатся сто юношей и девушек. Чтобы продолжить учебу в лицее, надо отправляться в Хопа.
- Все ваши ученики амшенцы? – спрашиваю я, но не успеваю даже договорить, как девушка-ученица, подававшая нам чай, кивает: да! Значит, и она понимает мой армянский. А вот из 26-и учителей амшенцев лишь двое.
В школе запрещено говорить на амшенском.
- Мы не позволяем этого,- говорит Кадир Аксу,- да и другие учителя не понимают…
- Ну а если заметите, что говорят – опять запрещаете?
- Этого требует закон, но мы же не диктатура, чтобы ежеминутно затыкать всем рот.
- А на уроках вы объясняете им, что они амшенцы?
- Мы их не учим этому специально, но если они интересуются, кто они и каковы их корни, я обязан разъяснить им.
- И что вы им говорите?
- Ну, что-то да говорим…
- А как считаете вы сами – кто такие амшенцы?
- На чьем коне сидишь, того и песню должен петь. Мы люди, которым угрожает ассимиляция. Это мы здесь, это наши деды родились и жили здесь, а из бесед с крестьянами все мы знаем, что мы тут люди пришлые – переселились некогда в эти края. Мой отец рассказывал мне что-то такое, потом я слышал это от других и какой-то вывод для себя сделал.
- И каков же этот вывод?
- Долгую речь умещу в два слова: мы не те люди, чтобы отрицать свои корни.
Советские хопа-амшенцы
По итогам русско-турецкой войны 1878 года к России перешла провинция Ардвин вместе с поселениями амшенцев, а по Батумскому договору 1921 года Турция получила обратно большую часть этой территории, при этом часть амшенских сел осталась в составе Советского Союза. В 1944 году Сталин наряду с другими мусульманами – турками и курдами – депортировал амшенцев в Казахстан и Киргизию. После распада СССР большая их часть переселилась в Краснодарский край.
70 лет – не слишком большой срок, чтобы обе части амшенцев перестали родниться семьями, однако он оказался достаточным, чтобы и та, и другая обрели новые привычки, которые оказались чуждыми друг для друга.
Наргиза Мамушева сначала увидела своего будущего мужа Муми Йылмаза на фотографии, после чего спросила, не турок ли он – если турок, то замуж за него не выйдет. «Мы не турки, мы амшенцы, – объяснили ей родственники. – Какие мы, такие и они». «Я тоже поинтересовался: ты кто – русская? Она ответила: нет, я не русская, я тоже амшенка. Наша кровь»,- подтверждает и Муми.
Наргизе повезло: она родилась во времена, когда хоть и по фотографии, но заранее увидела суженого и дала согласие на брак. Не в столь уж далекие времена заключались и «заочные» браки, так что жених и невеста впервые встречались только в день свадьбы.
Вместо того чтобы послать фотографию, Муми охотно поехал бы в Апшеронск сам. Препоной оказался не обычай-адат, а турецкие законы: Муми отсидел несколько лет в тюрьме и, согласно турецкому законодательству, 4 года не имел права покидать пределы страны. Сейчас в тюрьме сидит его брат Джихан – за то, что побил полицейского.
Братья-водители Йылмаз родом из села Ишмекая. Два года назад Джихан попал в аварию возле Сочи и разбил машину. Руку помощи на чужбине протянул ему некий говорящий по-амшенски незнакомец. Он оказался из их рода. «Внук сестры моей бабушки», – объясняет Муми. Он две недели пробыл в Апшеронске, и здесь его с целью женитьбы познакомили с будущей женой – Авой Карачоглы. «Мы встретились и понравились друг другу», – признается Ава.
Джихан вернулся домой и попросил у брата разрешения на женитьбу. По традиции амшенцев, если старший брат не женат, то младший должен испросить его разрешения жениться самому. «Он сказал мне: у меня есть девушка на примете, позволишь жениться? – рассказывает Муми. – Я говорю: иди, разрешаю, только и для меня невесту найди!».
В 2010 году состоялись бракосочетания двух братьев из Хопа и двух девушек из Краснодара: 40-летний Муми Йылмаз женился на 20-летней Наргизе Мамушевой, а Джихан Йылмаз – на 16-летней Аве Карачоглы. Свадеб было две: первая без Муми в Апшеронске – по обычаям советских амшенцев, вторая уже в Хопа. У Авы уже девочка, а Наргиза пока «две в одном».
«Я говорила, что еще маленькая, хочу закончить учебу и поступить в университет, но мне сказали: нет, замуж! – рассказывает Ава в своем новом доме.- Я ничего не могла поделать, если старшие говорят, надо повиноваться… У нас если даже девушка учится, то после замужества мужья не разрешают им учиться дальше…» А еще она рассказывает, что в Краснодаре нет таких амшенок, которые окончили бы учебу и работали. Амшенки Хопа в этом отношении пользуются большей свободой. Директор башобской школы Кадир Аксу рассказывает, что во времена его молодости женщины также не получали даже среднего образования – их очень рано выдавали замуж. Однако сейчас времена изменились: девушки могут даже поступать в университеты в больших городах.
Ава родилась в Апшеронске, но знает, что ее отец и мать переехали из Средней Азии. Наргиза же родилась в Киргизии – когда ее родители перебрались в Краснодар, ей было всего шесть месяцев. Только в Хопа узнали Ава и Наргиза, что их деды были депортированы из Батуми – дома у них об этом помалкивали: «От родителей мы слышали только, что в Киргизии была война, и мы бежали сюда, в Краснодар», – рассказывает Наргиза.
В Апшеронске семья Авы была близка с одной армянской семьей, и, говоря на родном языке, они почти полностью понимали друг друга. «Армяне и амшенцы для меня – один народ»,- утверждает Ава. Наргиза придерживается иного мнения: «Нет, мы разные: армяне христиане, а мы – мусульмане».
В Хопа они говорят только по-амшенски – их русский язык здесь никто не понимает. Их и хопа-амшенский – один и тот же язык, отличаются лишь отдельные слова. А вот обычаи различаются значительно сильнее. «Здесь женщины одеваются очень закрыто, всегда в платке, а незамужние девушки обязательно должны закутывать голову. У нас же не так: если муж позволяет, то даже замужние могут выходить на улицу простоволосыми, а платки носят только старушки».
Амшенцы Турции в свою очередь считают, что бывшие советские амшенцы более консервативны. У них мужчины и женщины едят отдельно, друг с другом не общаются, тогда как в Хопа ничего подобного нет, сказал мне Джемал Вайич. И действительно, если заходишь к кому-то в дом, то женщины наравне с мужчинами здороваются за руку, а близкие – даже обнимаются.
Наргиза рассказывает, что они, «советские», более консервативны в семейных отношениях. «У нас невестка с дедушкой не разговаривает. Если он хочет, чтобы невестка говорила, то делает ей подарок, а здесь такого обычая нет – все нормально разговаривают друг с другом, – рассказывает она.- А кроме того, люди здесь более верующие, чем у нас, чаще ходят в мечеть. Мне кажется, что здешние амшенцы отношением к вере похожи на русских».
Этим молодым женщинам повезло: они пришли невестками в один и тот же дом и вместе избывают тоску по родине. Общаются и с другими невестками из Краснодара. Как сообщает Наргиза, в Хопа целых 43 невестки из Апшеронска.
- Я говорю мужу: мне скучно дома, может быть, пойду работать, а то даже гулять не выхожу – негде, да и родни нет…– делится Наргиза.- Но муж не позволяет, говорит, что и так всем меня обеспечивает… У нас моя мама тоже не работала – отец не разрешал, говорил, я всем тебя обеспечиваю, и довольно!..
На черноморском побережье Хопа они с тоской вспоминают о родных русских берегах, где жизнь была намного оживленней и интересней: в городе полно кафе и скверов, женщины и девушки свободно гуляют, как и юноши и мужчины…
Больше всего отличаются друг от друга свадьбы. Для амшенцев, живших при советских порядках, стремление выпить и поесть стало гораздо сильнее религиозного рвения, и выпивка и обильные возлияния стали частью свадебного обряда. А вот амшенцы в Турции, хоть и живущие в считающейся светской стране, тверды в вере и не устраивают шумных попоек, спиртного почти не употребляют – разве что в доме жениха устраивают пирушку.
Свадьба и обручение
Невесту – Джулю Карабаджакову – забирают из села Чамурлу, хотя родной дом ее – в киргизском городе Кызыл-Кыя. Чтобы соблюсти традицию, роль отчего дома невесты играет дом родственников Карабаджоглы - Хизира Йылмаза. Отец невесты не приехал на свадьбу – присутствуют лишь ее мать Хедие и сестра.
Сумерки уже сгущались, когда невесту привели в дом жениха. Тут же явилась родня жениха и под музыку зурны и дхола повела круговой танец. Жених, Айдин Енигюль, вошел в дом, но у двери в комнату невесты дорогу ему перекрыли ее сестра и еще какая-то женщина. Айдина они пропустили только после того как он заплатил «выкуп». Айдин повязал на талию невесты красный пояс, и в этот самый момент хлопнула пробка от шампанского – это была единственная бутылка спиртного на свадьбе.
Свадьба проходила в Кемалпаше, в центре зала танцевала молодежь, а на стульях сидели вдоль стен закутанные в платки женщины и наблюдали за весельем. И никакой выпивки или еды.
- Почему нет выпивки – ислам не разрешает? – спрашиваю я у отца жениха — Изета Енигюля. У него пять сыновей, и все они – шофера.
- Да, религия не позволяет,- отвечает он.
* * *
Обручение в Хопа проходит в зале поменьше. Рассевшись по стульям, мужчины и женщины наблюдают за обрядом, словно смотрят представление. На пальцы Мукерема Аксу и Севим Вайич надели соединенные красной ленточкой кольца, после чего брат Севим обрезал ленточку, а родственники жениха одарили его деньгами.
Так состоялся ачек-ншан – открытое обручение, когда жених участвует в обряде самолично (если сам жених отсутствует, то обряд называется капал-ншан – закрытое обручение). Сама свадьба состоится, видимо, через год - времена изменились, а раньше свадьба вообще проходила года через два-три после обручения, причем отец невесты предупреждал жениха: до самой свадьбы лица невесты не увидишь!
Гостям раздали пакетики напитков с соломинками и печенье, после чего начались хороводы под волынку.
Любящие супруги из враждующих народов
Каждый раз, говоря о своих чувствах к Нежле, Огюз начинает волноваться. «Сейчас я люблю Нежлу даже больше, чем когда в первый раз признался ей в любви»,- говорит он. Первая встреча будущих супругов состоялась 20 лет назад, но и сейчас Огюз подает нам в своей закусочной «Налья» собственноручно приготовленные им яства и вновь и вновь признается Нежле в любви.
Нежла смущенно смеется: столько лет прошло, а ты все о любви да о любви! 43-летний Огюз Коюнджу лаз, а его жена Нежла Вайич – амшенка. Оба они родились в Хопа, но вот уже многие годы живут в Кемалпаше – городе своей первой встречи. А свела их вместе прежде всего идея – они оба по убеждениям коммунисты, и встретились они в 1992 году на первомайской демонстрации в Кемалпаше – первой после переворота 1980 года.
У них двое детей – 15-летняя дочь Джанан-Селен и полуторагодовалый Дениз, которого назвали именем известного турецкого коммуниста Дениза Гезмиша, повешенного в 1972 году.
Огюз не помнит другого брака между лазами и амшенцами и горд тем, что он и его жена положили начало сближению двух народов. «Наш брак вытекает из нашей социалистической сути,- говорит Огюз.- Я признаю все этнические группы, не делаю между ними разницы, ну а любовь вообще превыше всего!»
По словам Нежлы, хотя лазы и амшенцы веками жили рядом, однако недолюбливали друг друга. Сейчас они, правда, не убивают друг друга, но вражда и недоверие все еще остаются.
За последние несколько лет было всего несколько браков между лазами и амшенцами, причем вопреки воле родителей: лазы не хотят, чтобы их сыновья приводили невесток-амшенок. Лазская и амшенская молодежь также практически не общается друг с другом, ибо знает: если даже они полюбят друг друга, то женитьбой это не кончится.
Но если даже случается, что амшенцы отдают лазам своих девушек, то обратных примеров не бывает никогда. Нежла вспоминает лишь один случай, когда амшенец женился на лазской девушке. Родители девушки, естественно, были против, поэтому парень вынужден был просто выкрасть ее. Хотя и лазы, и хопа-амшенцы мусульмане, вражда между ними даже сильнее, чем между мусульманами и христианами.
«Фактор религии не играет здесь никакой роли, – говорит друг Огюза, амшенец-коммунист Кемал Татар.- Никогда не услышишь, чтобы во время споров сказали: в конце концов, вы же оба мусульмане! Лаз с большей охотой отдаст дочь какому-нибудь немцу, нежели амшенцу. Между этими двумя народами можно увидеть общности, однако эти общности и религия не примиряют их».
В семье Огюза Нежлу приняли нелегко. Отец его и мать-турчанка, правда, не особо перечили сыну, а вот бабушка со стороны отца воспротивилась: «Неужели ты введешь в наш очаг армянку?!» Впрочем, потом она смирилась, и свадьбу сыграли отменную.
- Значит, вы считаете амшенцев армянами? – спросил я, имея в виду бабушку Огюза.- Но ведь и среди амшенцев есть такие, кто не считает себя армянином!
- Да, действительно, многие амшенцы не любят, когда их называют армянами, потому что «армянин» здесь – ругательство, оскорбление, Это турецкие шовинисты создали такую атмосферу,- говорит Кемал и добавляет на амшенском: — Мне говорят: ты армянин-мусульманин, а я отвечаю: нет, я не мусульманин, я атеист!
Когда Нежла собиралась выйти замуж за Огюза, ее отца уже не было в живых, и против этого союза выступил уже ее брат.
- «Случись что,- передает Нежла слова брата,- то он разведется – бросит тебя, и ты останешься на улице! Если он посмеет сделать такое, я его убью!» - сказал мне брат. Мы, амшенцы, более открыты, намного легче отдаем своих дочерей. Это лазы не признают других…
- Огюз, а какая разница между лазом и амшенцем? – спрашиваю я.
- Жена у меня амшенка, поэтому не хотел бы говорить, но… Амшенцы более драчливы, но это не в плохом смысле: чем выше в горах живут люди, тем они неотесанней и грубее, и чем ближе к морю спускаешься, тем цивилизованней.
- Кем будут считать себя твои дети?
- Дочка иногда говорит, что она мелез – полукровка,- отвечает за него Нежла.- Моя мама дома говорит только на амшенском, и дочь тоже хорошо владеет этим языком, а сторона мужа на лазском не говорит.
Огюз из тех немногих лазов, которые знают родной язык, но почти не говорят на нем.
- В школе запрещали говорить на лазском,- объясняет он.- Мой отец хоть и был социалистом, запрещал нам говорить на лазском.
Лазский активист, бывший политзаключенный Мериам Осчеп, живущий в Хопа, говорит, что он один из очень немногих, кто еще говорит по-лазски. Лазский язык вытесняется даже из сферы бытового, семейного общения. Лазы, те, кто помоложе, уже считают себя турками: «Если не знаешь лазского, то какой ты лаз,- сетует Мериам Осчеп.- Лет через двадцать не будет уже никого, называющего себя лазом, разве что признаются: дед мой был лазом… Это значит, что вместе с языком исчезает и нация».
Сам Мериам Осчеп выучил лазский как следует лишь годам к 25-и, и для него сейчас очень горько, что этот язык исчезает.
- Над лазским языком сегодня потешаются,- печально говорит он,- на нем мало говорят. Это будет первый исчезнувший язык.
В то же время он гордится своим ныне покойным братом, музыкантом Казимом Коюнджу, который популяризировал лазские песни и был также одним из первых, кто исполнял амшенские песни.
А вот амшенский, в отличие от лазского, по словам Нежлы,- язык для амшенцев родной, материнский, и никому даже в голову не придет потешаться над ним.
- Если я буду разговаривать с кем-то на турецком, и вдруг подойдет амшенец, я заговорю с ним на амшенском,- говорит она,- независимо от того, понимает его мой первый собеседник или нет.
Огюз чаще всего слышит амшенскую речь и уже начал понемногу понимать ее.
- Тебя не смущает, когда рядом говорят на амшенском, а ты не понимаешь? – спрашиваю я его.
- Наоборот,- отвечает Огюз.- Я восхищаюсь тем, что они хранят свой язык.
Ваан ИШХАНЯН, «Собеседник Армении»
Комментарии
Отправить комментарий